Она сидела рядом, на спинке парковой скамейки, и крутила в руках пожухлый кленовый лист, который подобрала, пока они гуляли по осеннему парку. Вокруг умирали деревья, люди быстрым шагом торопились домой, поднимая воротники пальто, чтобы укрыться от колючего ветра, но она была средоточием тепла и жизни. Распущенные каштановые волосы мягко развевались на ветру, совершая причудливый танец хаоса. Под полурасстегнутым светлым пальто трепетался легкий шелковый шарф, ни капли не прикрывающий тонкую шею; под белым джемпером, представляющем собой крупную сетку, связанную из пушистых шерстяных нитей, виднелось белье, подчеркивающее красоту её груди. Миниюбка шаловливо обнажала длинные стройные ноги, облаченные в кожаные сапоги на высоком каблуке. Её внешний вид был словно вызовом, брошенным угасающей природе… Она повернулась к нему, и улыбнулась. В карих глазах блеснул озорной огонек, но она вновь сжала губы, оставив только легкую тень улыбки.
- Зачем мы сюда пришли? – спросил он.
- Я хочу тебе сказать кое-что.
- Да? Скажи.
Она опустила глаза вниз, и снова начала теребить листок. По спине побежали мурашки. Так всегда бывает, перед тем как твоя судьба совершит очередной поворот. Ощущение момента…
- Я люблю тебя…
Сказав это, она вновь взглянула на него, и, прочитав в глазах ответ, опять улыбнулась. Казалось, от неё исходит свет. Он взял её за руку и привлек к себе, кленовый лист выскользнул, и занял своё законное место на холодной земле. Их губы сомкнулись в первом поцелуе – робком, неуютном, но опьяняющем… Через несколько секунд они оторвались друг от друга, и совершенно по-новому посмотрели в глаза друг-другу, видя в них отражения себя. В груди появилось непривычное тепло, похожее на дрожащее пламя свечи, готовое потухнуть в любой момент… Он улыбнулся, и сказал:
- Я тоже тебя люблю…
И в ту же секунду внутри у него словно что-то взорвалось – все тело пронзило жуткой невыносимой болью, и он страшно закричал…
***
Он сидел в кабинете главного врача клиники, и с вялым интересом рассматривал дипломы и грамоты, развешанные по стенам, пока доктор Эймсон стучал по кнопкам своего компьютера.
- Всё отлично, - удовлетворенно сказал доктор. – Предварительное обследование показало полное отсутствие противопоказаний для операции, так что предлагаю не тратить время, и завершить все завтра.
Он перевел взгляд со «стены тщеславия» на весенний пейзаж за окном.
- Тратить время… Учитывая сколько его уже потеряно, дата операции совершенно не важна. Вечностью больше, вечностью меньше.
- Софистика… - доктор Эймсон развел руками, - Скоро вы не будете испытывать потребности в подобных рассуждениях.
- Как это работает? – неожиданно спросил он, переведя взгляд на доктора. Ему вдруг захотелось узнать, как именно он умрет.
- Оу, это сложнейший сплав медицины, психологии, технологий и всяческой научной лабуды! – доктор Эймсон явно был доволен открывающейся перспективой в очередной раз проиграть любимую пластинку. – Лет десять назад группа ученых обнаружила область сердца, ответственную за влюбленность. Маленький участок ткани, миллиметра полтора в диаметре, рождающий в человеке это большое светлое чувство, и создающий людям не менее большие проблемы. Я не буду подробно рассказывать о механизмах его воздействия, там вдосталь понамешано и биохимии и самой обычной физики, и еще черт знает чего... Этот кусочек сердечной мышцы, видите ли, умеет испускать высокочастотные электромагнитные сигналы. Мощность там детская, конечно, но для связи с мозгом хватает, а особо восприимчивые люди, экстрасенсы, например, могут считывать сигнал достаточно четко. Ну так вот. Именно эта самая крошка рождает в вас ощущение влюбленности, переполняя кровь эндорфинами, и она же сводит с ума, когда по каким-то причинам ваша любовь не была реализована. Ревность, переживания от разрыва, или смерти любимого, муки безответной, выброшенной любви – это все от неё. Если удалить эту область сердца, ваша жизнь не будет больше дрожать под ударами эмоциональных цунами.
- И сколько делают таких операций?
- Вначале было немного – две-три сотни за первые пару лет. Сейчас уже десятки тысяч. Люди не хотят любить…
- Я их прекрасно понимаю... Как именно проходит операция? Я слышал, что это чудовищно больно.
Доктор Эймсон поморщился, они явно подошли к самой щекотливой части разговора.
- Вы правильно слышали. Мы в буквальном смысле выжигаем эту область сердца…
- А наркоз?
- Неприемлемо. Дело в том, что нам крайне непросто локализовать необходимый участок мышечной ткани. Он имеет уникальную форму и местоположение у каждого человека, поэтому нам приходится идти на хитрость…
- Да, я слышал - стимуляция воспоминаний…
- Именно. Мы погружаем вас в легкий гипнотический сон, и вызываем в памяти какую-то романтическую сцену, как правило, это самое яркое любовное переживание в вашей жизни. А далее возникает явление, сродни резонансу – «генератор любви» включается, и начинает, как бы, отвечать на сигнал. Благодаря этому возбуждению мы можем «засечь» его, и удалить.
- Так это больно?
Эймсон опустил глаза.
- Прошедшие операцию говорили, что в человеческом языке нет слов, способных описать эту боль…
Неожиданно на лице посетителя появилась легкая улыбка.
- Всё в порядке. Я согласен на ампутацию.
***
Он лежал на операционном столе, а санитар деловито возился с ремнями, которыми было закреплено его тело. Голову к столу прижимала мягкая, но прочная лента, руки и ноги были прочно перетянуты, он был лишен малейшей возможности двигаться.
К операционному столу бесшумно подъехал робот-хирург, и с тихим жужжанием развернул манипуляторы. Холодный металл коснулся кожи, и он почувствовал несколько легких уколов – тончашие нано-нити проникли в его организм, и начали свой путь к цели. Неподалеку от операционного стола стоял терминал управления, доктор Эймсон сосредоточенно всматривался в экраны, и негромко комментировал происходящие своему молодому коллеге.
- Лапараскоп введен. Примерно через три минуты концы нитей будут на месте – вот эта группа датчиков служит для четкой трехмерной локализации операционной зоны, а вот эти два – видишь? – это разрядники. Их подводим к миокарду, и ждем получения координат. Та-ак, всё, клиенту пора уходить в сладкий мир воспоминаний.
Эймсон нажал несколько кнопок, в верхней части операционного стола выдвинулся небольшой купол из матового стекла, и надвинулся на голову. Раздалось легкое гудение, и электромагнитное поле, излучаемое устройством, стало буквально ощутимо – аппарат начал менять альфа-ритм мозга, снижая его частоту, и вводя мозг в гипнотический транс. Неожиданно, перед его глазами вспыхнула яркая картинка, и он заморгал глазами.
Он прекрасно помнил эту сцену, хоть и силился забыть тот день вот уже восемь лет. Она сидела рядом на скамейке, и держала в руках кленовый листок, проводя пальцем по его краю, будто вырезая в воздухе его контур. Она повернулась к нему, и улыбнулась….
Доктор Эймсон задумчиво смотрел на экран гипноскопа, наблюдая за развитием сцены как бы из глаз пациента.
- Сколько раз я это видел, Пол, сколько раз… Самое теплое, самое яркое воспоминание в его жизни…
Помощник молча смотрел на экран.
На другом мониторе яростно заморгал сигнализатор.
- Ага, проснулся, гаденыш! Еще пару минут этой мелодрамы, и можно будет работать…
На экране появилось большое трехмерное изображение сердца пациента, отчаянно пульсирующий сгусток мышц.
- Пятьдесят восемь единиц. Так, примерная зона определена. Хм, смещена к аорте, нетипично. Шестьдесят три. Поднимается…
Пол неотрывно смотрел на монитор. Девушка с красивыми каштановыми волосами подняла глаза, и лишь одними губами сказала три слова.
- Всплеск! Триста семнадцать единиц! Ого! Вот это сила! Так, есть четкие координаты, пошли разрядники. Пятнадцать секунд до разряда…
Он смотрел в глаза любимой, и тонул в их бесконечной глубине. Его разрывало безумное по своей силе чувство, которого он никогда ранее не испытывал, его жизнь вдруг стала светлой и понятной, обрела смысл. Он смотрел в глаза самого близкого человека во Вселенной, и мечтал лишь о том, чтобы это мгновение длилось вечно.
- Я тоже тебя люблю…
И вдруг в груди вспыхнула адская боль, по телу прокатилась дикая судорога, и он страшно закричал. Сердце начало выжигать неведомым огнем, безумная боль пронзала тело вновь и вновь. Изображение перед глазами начало стробить и разваливаться на фрагменты, цвета потухли. Внезапно картинка исчезла, и его окружила полнейшая темнота, но он буквально видел огонь выжигающий его изнутри. Сердце словно проткнули раскаленной спицей, и начали в нем проворачивать. Он кричал, орал, что есть сил, но внезапно дыхание сорвалось, и из горла донёсся лишь приглушенный хрип. Вдруг в сердце будто разорвалась ядерная бомба – вспышка яростной боли затмила весь тот ад, что был за пять секунд до этого, и он, наконец, потерял сознание…
***
Пол вошел в палату, и прикрыл за собой дверь. Пациент бездвижно сидел на кровати, и смотрел в окно. Пол постоял секунду, не решаясь подойти, потом мотнул головой, и натянув на лицо маску доброго участия и заботы, подошел к кровати.
- Доброе утро. Вы спали шестнадцать часов! Здоровый сон – лучшее лекарство, как известно. Как вы себя чувствуете?
Пациент поднял на Пола глаза, и тому захотелось отшатнуться. Какая-то пустота поселилась в этих умных глазах, тоска…
- Я себя не чувствую, доктор. Вы забыли? Я сюда пришел, чтобы разучиться чувствовать.
Пол постоял несколько секунд, и неожиданно присел на стул, стоящий рядом с кроватью.
- Знаете, я давно силюсь понять тех, кто приходит к нам на… лечение.… Зачем вам это? Зачем убивать в себе возможность любить?
- А вы любили?
- Да, любил. То есть люблю. У меня молодая жена, мы…
- Вот вы врач, вы по определению умный человек. Вы понимаете, что когда-нибудь вашей любви наступит конец?
Пол промолчал.
- Все конечно. Чувства тоже. Я имею ввиду, взаимные чувства. Она вас бросит, изменит вам с лучшим другом, ее собьет грузовик или задушит раковая опухоль… Я не знаю, как именно «повезет» вам. И если вы действительно по-настоящему ее любите, вам никогда не удастся стереть ее из памяти и отсюда.... – он приложил руку к груди.
- Скажите… Это было больно?
- Невыносимо. Но это было в последний раз. И теперь я могу жить.
