Некоторые наивные, плохо обученные жизнью люди до старости или даже до биологической смерти пребывают в уверенности, что самое интересное еще и не начиналось. Помнится, о чем-то подобном пела Алла Пугачева: «А зна-аешь, все еще бу-удет!» Ага, ага! Так и хочется ответить на эту провокацию совершенно определенных сил словами другого популярного опуса прошлых лет: «Вся жизнь впереди, надейся и жди…»
Тот же, кто соображает, и тот, кто жизнью натурально обучен, ничего сногсшибательного от этой самой жизни не ждет, ибо понимает, что все самое интересное и самое существенное происходит здесь и сейчас, под носом. А хотя бы и в неприятном постсоветском телевизоре! Нужно только воспитать в себе вкус к небанальной интерпретации повседневности. Нужно научиться угадывать за унифицированным фасадом – уютный внутренний дворик, различать за типовым – индивидуальное, находить под покровом дизайна – смысл.
…К моему полному восторгу унылый Романо Проди предложил своему оппоненту Сильвио Берлускони «прекратить разыгрывать странную комедию» и тем самым признать его, Берлускони, поражение на итальянских парламентских выборах.
Однако я уже писал, что Берлускони – чистопородный Арлекин, что «разыгрывать странную комедию» – это его персональная метафизическая задача, спущенная свыше и для убедительности пропечатанная прямо на поверхности его лица. Берлускони упирается, не желает признавать поражения и правильно делает. Потому что персональная метафизическая задача – прежде всего!
Проди отдыхает.
На одном из отечественных телеканалов идет сразу несколько передач, в которых последовательно реализуется идея м у ж с к о г о п о р а ж е н и я. Случайно переключившись на реалити-шоу «Офис», стал свидетелем следующей сцены. Согласно правилам игры коллективу представили нового генерального менеджера, выдвинутого, ясное дело, из среды участников программы. Новая начальница по имени Олеся вовлекает в руководящий процесс еще и свою родную сестру Марусю. Теперь две ярко раскрашенные девицы принимаются культивировать власть.
Вначале они снисходительно ставят на место конкуренток своего пола: «…Хорошо, Марина, мы тебя услышали, до свидания!» – вот что-то такое. А после принимаются еще и за парней, один из которых, в частности, стилизует покорность и почтение в следующих выражениях: «…В любом случае вы отправите меня на кухню!!» Вот именно. Едва паренек скрывается в дверях, сестры снисходительно обмениваются впечатлениями: «Молодой. И горячий. На кухню!!». То есть отчетное шоу «Офис» – это, конечно, игра, но игра, затеянная не на пустом месте. Тут имеет место быть множество важных социокультурных проговорок.
«Ваня! – говорит Олеся одному из парней. – Ну зачем тебе мое отчество? Я думаю, Ваня, что я же и без отчества – босс! И моя сестра Маруся, будучи моим первым замом, тоже босс!» Как они формулируют! Ведь нарочно такого не придумаешь. Тут каждая реплика поднимается из самых душевных глубин. Каждая – выстрадана.
Тем временем в кулуарах, то бишь в мужской спальне, один паренек жалуется другому: «Что это у нас тут все мужики ходят под бабами??» Собеседник виновато разводит руками: таковы, дескать, правила игры, попусту не парься, терпи.
В этом реалити-шоу важен обучающий момент. Хотя практически все наши рейтинговые телепередачи – лицензионные, придуманные на Западе, их реальное содержание не имеет к Западу никакого отношения. Все перекодировалось, во всем проявляется беспочвенная, оторванная от здравого смысла постсоветская специфика. Обывателю предписано – научиться правильному поведению в новорусском раю.
Итак, родная сестра назначенного менеджера здесь автоматически становится боссом. Аномалия? Ничего подобного, типичная семейственность-преемственность восточного типа. Сегодня у нас этого добра – завались. В телевизоре, на киноэкране, в бизнесе – сплошная кровнородственная парадигма.
Или вот: положим, общественность пытается за дело осудить некую Кристину – босса, предшествовашего сестричкам Олесе и Марусе. Эта самая Кристина напропалую тратила деньги, заказывала у оптовиков весьма специфические товары: «презервативы, мужские носки и черную икру по 500 рублей за баночку». Однако осудить злонамеренную Кристину так и не удается. В свое оправдание Кристина произносит поистине бессмертную фразу: «Когда боссов снимают, они остаются боссами на всю жизнь!»
Наши либералы по сию пору вменяют в заслугу Никите Хрущеву и заговорщикам, снявшим его с вершины государственной пирамиды, то обстоятельство, что, начиная с эпохи оттепели, в стране прекратились какие бы то ни было репрессии в отношении смещенных руководителей. Не поспоришь – сталинские чистки чудовищны. Однако же новоиспеченный тезис «снятые боссы остаются боссами посмертно» – это другая чудовищная крайность, не имеющая никакого отношения к демократии и рыночной экономике западного типа, которые силятся смоделировать постановщики и участники отчетного реалити-шоу «Офис». Равно как и сильные мира сего постсоветского разлива.
А что такое, кстати, доминирующие в нашем нынешнем социуме, хорошо упакованные молодые женщины? Да это же воплощенная идея соблазна. Советский Союз был попросту с о б л а з н е н. Закономерно, что и наследующая ему постсоветская Россия не справляется с «идеей хорошо упакованных телок». «Кристина, ты же сама говорила: «Я босс, я делала, ч т о х о т е л а!» Или: «Кристина Аркадьевна становится теперь менеджером и назначает себе стажера, Дмитрия…»
Гендерная катастрофа, кранты.
Роскошная передача: вся страна, как на ладони. Замечу, однако: сногсшибательные новые идеалы мало того что не приживутся – они будут выжжены огнем и мечом в самом недалеком будущем. Или же попросту не станет никакой страны, никакой России. Потому что если «Ваня» по-прежнему будет работать на кухне, а «Олеся, Маруся и Кристина» станут в это время оголтело заседать в офисных креслах, наступит конец света.
А именно: здравый смысл и ценности умрут в сладострастной истоме – безболезненно и легко, однако же не без социальных последствий. При всей моей безграничной и трепетной любви к женщинам должен заметить, что персональная метафизическая задача каждой из них состоит единственно в том, чтобы любить мужа, рожать и воспитывать детей. Осознаю, насколько сегодня идея эта непопулярна. Однако постоянно проигрывать надоело. Мы еще поборемся, еще поглядим.
…И про гендерные проблемы, и про идею поражения вспомнил, посетив в Туле юбилейный концерт Аркадия Хоралова.
Сказать, что в предощущении этого концерта сердце мое сладко замирало два долгих месяца, значит не сказать ничего! Аркадий Хоралов – человек, три года проработавший солистом ВИА «Самоцветы» и четыре года солистом ВИА тульской филармонии «Красные маки» – оставил неизгладимые следы в моей душе. «Горький мед», записанный им в составе «Самоцветов», десяток добрынинских шлягеров, записанных в составе «Красных маков», пара-тройка убойных песен собственного сочинения – шедевры на века.
Начну с того, что поздравлявший Хоралова с юбилеем вице-губернатор Тульской области обратился к переполненному залу филармонии со словами: «Товарищи и друзья….»
Ага, власть потихоньку определяется с терминологией: все-таки, блин, «товарищи»! Агрессивно насаждавшийся сверху термин «господа» в результате не прижился. Будем надеяться, вскорости последуют соответствующие организационные решения. Повторю то, о чем уже неоднократно писал: нашему простому человеку (например, мне) смертельно надоели непоследовательность внутриполитического курса и сопутствующее непоследовательности л и ц е м е р и е вышестоящих инстанций. Если правило «каждому по труду» не работает, давайте хотя бы перестанем трындеть о рынке, давайте перестанем бросаться неактуальным термином «господа».
Почему я столько пишу о ВИА, о советской эстраде 60-70-х?
Я считаю, что эта сфера оказалась на поверку наименее ангажированной, наименее подловатой сферой искусств в нашей стране. Кинематографисты – продавались, писатели – продавались с потрохами, люди театра – воровато и некрасиво «сотрудничали». И только модные парни с потрясающими голосами и безукоризненно светлыми лицами неизменно, как шахтеры уголек, выдавали честную и чистую эмоцию, не подличали, берегли душу от происков человеческого врага. Голос, господа-товарищи, это такая материя, которая не оставляет никаких сомнений в намерениях художника.
Никаких!
Под рукой оказался знаменитый Михаил Бахтин, посему позволю себе немного наукообразия: «Интонация пребывает на грани между словесным и внесловесным, сказанным и невысказанным; через интонацию дискурс входит в непосредственный контакт с жизнью». Вот именно: великий эстрадный певец располагается непосредственно между дискурсом и жизнью, посредничает.
Неожиданно нашел в Интернете двухлетней давности интервью со своим любимым певцом 70-х, первым и лучшим солистом ВИА «Лейся песня» Владиславом Андриановым (известен мало-мальски грамотному человеку, скажем, по заглавной песне с альбома Давида Тухманова «По волне моей памяти»). Оказывается, в то самое время, когда нашу эстраду оккупировали безголосые и бездушные марионетки, этот воистину гениальный человек с нечеловеческими возможностями преспокойно существует в Ростове-на-Дону, скромничает! Умом Россию не объять…
Итак, Андрианов эпохи создания «Лейся песни»: «…Сели решать, куда нам лучше, опять в андеграунд или уходить на эстраду под песни советских композиторов. Помню, я сказал: «Если у кого-то революционные идеи в голове есть, валите в свои подвалы пить свой портвейн и курить шмаль, а я по малолетке все это прошел и с ментами больше воевать не собираюсь!» В итоге мы выбрали эстраду из чисто меркантильных соображений. Кушать-то хочется! Правда, зареклись, ни одной песни про процветание, про БАМы и комсомол, словом, душу режиму не предавать. И, кстати, зарок свой сдержали, у нас все до единой песни были – о любви…»
Сегодня, однако, речь не про Андрианова, а про Хоралова. Уникальная особенность его вокального аппарата в том, что аппарату этому, как и тридцать лет назад, удается транслировать мелодраматизм, лишенный даже привкуса иронии или сарказма! У Хоралова удивительно п л о т н ы й голос, которому удается передавать предельную горечь любовной неудачи. Практически все (и даже выдающиеся!) певцы выражают эту тему, прибегая хотя бы к легкому отстранению. Они, если и не посмеиваются над мелодраматическими коллизиями откровенным образом, то уж во всяком случае не сгущают любовную страсть до стадии полной беспросветности. Они, включая даже гиперромантика Ободзинского, словно бы говорят своему лирическому герою, а заодно и нам, слушателям: «Спокойно, парень, все обойдется, перемелется, переболит, перестанет мучить в свете какой-нибудь новой любви…»
И только у Аркадия Хоралова – у него одного! – горечь от любовной неудачи всегда предельна, мука непереносима, а сопутствующий мрак – беспросветен. И когда он открывал тульский концерт своим воистину бессмертным шлягером на стихи весьма среднего во всех остальных случаях Андрея Дементьева «Давай попробуем вернуть», снова, как и тридцать лет назад, показалось, что мир не выдержит этой муки, а человек – этого расставания, этой земной беды (ср. с тем вариантом хораловской песни, который недавно предложили участники группы «Премьер-министр»: получилось офисное позевыванье!).
Я знаю, что в России, равно как и в позднем Советском Союзе, принято считать интеллектуалом того сомнительного человека, который терпеливо прочитал, а после шумно обсудил на кухне или на интернетовском форуме авторов, подобных Трифонову, Маркесу, Бродскому, Пелевину, Витгенштейну, Хайдеггеру или какому-нибудь новоявленному Уэльбеку. Я же утверждаю, что в интонации, голосе и манере Аркадия Хоралова – больше подлинной философии, чем во всех вышеперечисленных писателях, вместе взятых. Уж во всяком случае, никто из властителей дум не сравнится с ним в выразительности!
Лирический герой Хоралова – это человек, поставивший на земное счастье в с е. Однако любовь почему-то ушла. Счастье лопнуло, подобно мыльному пузырю. Вечная мука этого героя – мука памяти. Он роется в прошлом. Он скорбит, оплакивает, заклинает, яростно пытается вернуть – «хоть что-нибудь, хоть что-нибудь». Однако земное – невозвратимо. Человек – прах. И в землю отъидет.
Мелодраматическое отчаяние хораловского лирического героя – это отчаяние человека, не познавшего трансцендентного измерения. Плотность хораловского голоса, обеспечивающая невероятную плотность отчаянию, потрясающе моделирует вещность материального мира. Стр-рашная горечь любовной неудачи оборачивается тут скорбью по поводу бренности земного бытия. От этого голоса, от этого неподдельного отчаяния – ровно полшага до религиозного обращения.
…Уже после того, как колонка была написана, я совершил стремительное путешествие по Сети, где сразу же наткнулся на реплику неизвестного человека: «Хоралов – конечно же, гений…» и на реплику известного человека, основателя ВИА «Самоцветы» Юрия Маликова: «Совершенно недооцененный Хоралов входит в число трех лучших наших вокалистов…» Вот и хорошо, подумалось мне, вот и ладно. Не я один сумасшедший: нас много, нас несколько, мы победим.
Подарил друзьям Маркеса и Витгенштейна. Отдал совершенно незнакомым людям Пелевина. Сдал букинисту Трифонова и Бродского. Напрочь отказался читать Уэльбека и Мураками.
Потом зарядил старого доброго Аркадия Хоралова, заслушался, понял про подлунный мир почти все.
